километров. Немедленно перейти в новое наступление они были не в силах. «Все произошло настолько неожиданно, что мы терялись в догадках и вначале думали: не немцы ли распространяют эти слухи, а если так, то с какой целью? Ведь, откровенно говоря, самым неудачным временем для начала восстания было то, в какое оно началось, — писал участник событий маршал Рокоссовский. — …Сталин спросил, в состоянии ли войска фронта предпринять сейчас операцию по освобождению Варшавы. Получив от меня отрицательный ответ, он попросил оказать восставшим возможную помощь, облегчить их положение»[675].

Сталин вместе с Молотовым принял польскую делегацию 3 августа. Выслушав пожелания Миколайчика о признании Москвой его правительства национального единства и оптимистическую информацию об успехах восстания, Сталин обещал помочь варшавянам оружием, но состав нового правительства предложил обсудить с ПКНО [676]. В то же время в Москве появилась информация и о замыслах руководителей восстания: ее предоставили и спецслужбы, и приехавшие из Варшавы Берут со товарищи. Причем именно их встречали с официальными почестями, включая почетный караул и исполнение гимна. Миколайчику пришлось вести переговоры с представителями ПКНО. Обе стороны переговоров услышали от Молотова:

— Советское правительство отложило достаточное количество оружия, чтобы оснастить польскую армию. При этом оно не смотрит, к какой партии принадлежит тот или иной поляк. Важно лишь, чтобы это был хороший поляк, готовый сражаться за свой народ. Хорошо бы представителям лондонского правительства договориться с представителями ПНКО. «Ищите и обрящете»[677].

Вечером 9 августа делегацию эмигрантского правительства принял кремлевский тандем. Миколайчик взмолился о помощи полякам, борющимся в Варшаве. Сталин обещал помочь, но это было не так просто осуществить. Начало восстания заставило немцев перебросить к Варшаве мощные подкрепления, что остановило и советские войска. Гудериан писал, что «попытка русских захватить Варшаву внезапным ударом с ходу разбилась о стойкость немецкой обороны, несмотря на восстание поляков, которое, с точки зрения противника, началось преждевременно»[678]. Молотов 11 августа говорил Гарриману:

— Непонятно, каким образом поляки рассчитывали осуществить это дело. Они начали свое рискованное предприятие 1 августа. Мы узнали из телеграммы «Рейтера», полученной 2 августа. Нашим войскам теперь приходится брать Варшаву не в лоб, а обходным движением[679].

Западная пресса и парламентарии заходились на тему преданных Москвой польских патриотов. Британская авиация начала, неся огромные потери, прорываться к Варшаве и сбрасывать туда грузы, которые по большей части доставались немцам. Самолетам не хватало горючего на обратный путь, союзники запросили возможность использовать советские аэродромы для осуществления поставок в Варшаву. Молотов отвечал Керру: «Советское правительство, безусловно, возражает против того, чтобы американские и английские самолеты, сбрасывая вооружения в районе Варшавы, приземлялись на советской территории, так как советское правительство не хочет связывать себя ни прямо, ни косвенно с авантюрой в Варшаве»[680]. Керр не отступал, усилив 17 августа нажим на Молотова, который жестко подчеркнул:

— Нет необходимости доказывать, что советский народ понес наиболее значительные потери, чем кто-либо другой, в борьбе за общее дело и, в частности, за освобождение Польши[681].

Действительно, в августе — первой половине сентября 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты потеряли 289 тысяч солдат и офицеров. Прекратив наступление на других направлениях, они получили приказ Ставки двигаться к Варшаве. В ночь на 16 сентября совместно с 1-й Польской армией они форсировали Вислу, но не смогли удержаться на захваченных плацдармах. Маршал Жуков, который был специально послан Ставкой в район Варшавы в конце сентября, писал: «Я установил, что нашими войсками было сделано все, что было в их силах, чтобы помочь восставшим, хотя…. восстание ни в какой степени не было согласовано с советским командованием»[682]. 2 октября восстание было подавлено немцами. В Варшаве погибли 200 тысяч человек.

Шестой сталинский удар наносился 1-м Украинским фронтом в районе Львова с последующим форсированием Вислы и образованием Сандомирского плацдарма. Это создавало непосредственную угрозу Словакии, куда 29 августа были введены немецкие войска из Польши, Чехии и Австрии. На следующий день словацкий Национальный совет объявил о низвержении правительства Тисо и восстановлении Чехословакии. Из СССР в Словакию были срочно переброшены чехословацкие подразделения и советские партизанские отряды. В сентябре вперед пошли силы 1-го и 4-го Украинских фронтов. Но впереди лежал укрепленный горный перевал Дукла, и потребовался месяц, чтобы ворваться в Словакию. 26 ноября собрание местных комитетов Карпатской Украины приняло решение о присоединении к СССР. В конце декабря Молотов дал понять, что Москва желала бы согласия Чехословакии на добровольное присоединение Закарпатья к Советскому Союзу. В январе — феврале 1945 года в результате Западно-Карпатской операции были освобождены Словакия и Моравия, после чего правительство Бенеша переехало в Кошице.

Седьмой удар — Ясско-Кишиневская операция, приведшая к ликвидации двадцати двух немецких дивизий, освобождению Молдавской ССР и вступлению в Румынию. 23 августа в Бухаресте произошло вооруженное восстание, Антонеску оказался под стражей. Главой государства был провозглашен король Михай, от чьего имени на следующий день была издана декларация о прекращении военных действий. Под председательством генерала Сатанеску было создано правительство национального единства из либералов, национал-царанистов, социал-демократов и коммунистов. 26 августа Молотов поставил Керра и Гарримана перед фактом: «Переговоры по перемирию должны проходить в Москве». И проинформировал, что в целях поддержания авторитета новых властей СССР намерен сократить размер требуемых репараций, выделить свободную зону для пребывания румынского правительства и дать немецким войскам 15 дней для ухода из страны[683].

Из Бухареста и Каира были доставлены представители как правительства национального единства, так и эмигрантского для переговоров с Молотовым. Когда проект соглашения был готов, пригласили Гарримана и Керра. Договор был подписан 12 сентября, Румыния выставляла против Германии «не менее 12 пехотных дивизий со средствами усиления»[684]. В качестве награды за это союзники признали «несуществующим» решение Венского арбитража 1940 года, которым Северная Трансильвания передавалась Венгрии. Красная Армия почти без сопротивления прошла через Румынию и 2 сентября вышла к границам Болгарии, 6 сентября — к границам Югославии и после боев в Трансильвании 22 сентября — к венгерским пределам.

Болгария объявила войну США и Англии в декабре 1941 года, но формально не воевала с Москвой. Однако болгарские порты и аэродромы были предоставлены Германии для операций против Советского Союза. 5 сентября СССР объявил состояние войны с Болгарией, которая тут же заявила о разрыве отношений с Германией и запросила о перемирии. Керр и Гарриман поспешили к Молотову с недоуменным протестом против того, что Москва без консультаций с союзниками объявила Софии войну в тот момент, когда она предпринимала попытки заключить мир